Как долго продлится оттепель в отношениях России и США
За последние полгода американские, они же русские, горки отношений России и США совершили очередной цикл — от оттепели к похолоданию и обратно к диалогу. О том, куда сегодня направлен их вектор и возможен ли новый «ледниковый период», мы беседуем с председателем Комиссии СФ по информационной политике и взаимодействию со СМИ Алексеем Пушковым.

— Алексей Константинович, чем дольше наблюдаешь за перипетиями российско-американских отношений, тем чаще приходит на ум один из эпизодов бессмертного «Золотого теленка», а именно — история борьбы за бессмертную душу шофера Козлевича, его охмурения ксендзами и, соответственно, переохмурения.
По факту позиция Трампа зависит от того, кто с ним до того говорил, или, говоря словами классиков, охмурял. Тут даже выражение «семь пятниц на неделе» не кажется подходящим, поскольку позиция президента США может меняться и по нескольку раз на дню. Разве не так?
— Нет, не так. Эту картинку Трампа создают, как правило, враждебные ему либеральные СМИ. Их любимое занятие — толковать о его вспыльчивости, непредсказуемости, иррациональности, подверженности меняющимся настроениям. Но, на мой взгляд, колебания Трампа все же носят поведенческо-тактический, а не стратегический характер.
Прошел уже год после его избрания, и не видно, чтобы он изменил своим главным, основополагающим подходам. Он говорил, что при нем не будет третьей мировой войны. И пока, как мы видим, несмотря на огромные «усилия» Европы, ситуация к третьей мировой войне все же не продвинулась. Ее угроза, я бы сказал, даже отступила.
Его обещание урегулировать украинский кризис за 24 часа было, конечно, формой речи, предвыборным лозунгом. Никто из людей здравых не воспринял это буквально. Но смысл этого лозунга был в том, что разрешение украинского кризиса будет приоритетом Трампа. И оно действительно пока остается его приоритетом.
Его третьим лозунгом было вернуть промышленное производство в Соединенные Штаты, чтобы вновь сделать Америку великой промышленной державой. И эта задача тоже осуществляется. Четвертое — Трамп обещал выслать нелегальных иммигрантов и ужесточить миграционную политику. И этим он тоже занимается, несмотря на огромное сопротивление либералов.
Единственное политическое обещание, которое он, по сути, не выполнил или выполняет формально, — это обещание раскрыть правду об убийствах Джона и Роберта Кеннеди, а также Мартина Лютера Кинга. Он даже говорил о том, что раскроет, что на самом деле произошло 11 сентября 2001 года.
Допускаю, что у него были такие намерения, но он столкнулся с таким сопротивлением всей американской политической машины и так называемого «глубинного государства», что, возможно, изменил свою точку зрения.
Но во внешней политике Трамп достаточно последователен. Да, он подвержен колебаниям. Колебания связаны, в частности, с тем, что он, как мне представляется, ищет пути для разрешения тех кризисов, которые оказались у него «на руках». Он, например, делал много разных заявлений по Ближнему Востоку. Высказывал даже, если помните, странную идею полного выселения палестинцев из Газы и их переселения в Египет и Иорданию.
Но этот план не был принят ни Египтом, ни Иорданией, ни самими палестинцами, и Трамп от него отказался. И все же он подписал в Шарм-эль-Шейхе мирное соглашение по Газе. К этому соглашению много вопросов: будет оно работать или нет, пока непонятно. Но все же чисто внешне Трамп своего добился.
— Скепсис по поводу этого соглашения, откровенно говоря, растет.
— Да, скепсис есть. Но ситуация вокруг Газы действительно очень сложная, и сейчас она, по крайней мере, вошла в фазу прекращения военных действий. Как минимум люди перестали гибнуть.
Вернемся к украинскому кризису. В чем тут главная сложность? Во-первых, в упорном сопротивлении миру со стороны Европы и Украины. А во-вторых, в том, что Трампу не так уж важно, на каких условиях будет решен этот кризис.
Ему важно выступить миротворцем, и хотя не думаю, что это главный его мотив, но полагаю, что ему все же хотелось бы получить Нобелевскую премию мира. Однако нам не все равно, на каких условиях будет урегулирован украинский конфликт. Ибо от этого зависит, получим ли мы мир или временное перемирие.
Трамп уже ясно дал понять, что: а) Украина войну выиграть не может; б) утраченные Украиной территории возвращены не будут; в) Соединенные Штаты не будут начинать войну с Россией из-за Украины. Этих трех позиций он по-прежнему придерживается.
До появления новой Стратегии национальной безопасности, которую я бы назвал «доктриной Трампа», в Европе и на Украине основные надежды возлагали на то, что Трамп в итоге примет военно-политическую платформу Евросоюза и Киева. Европейцы его постоянно подталкивали к тому, чтобы он вернул США в их лагерь.
Там ждали, что он, не добившись тех вариантов урегулирования, которые выдвигал, прекратит контакты с Россией и полностью перейдет на сторону Парижа, Лондона, Берлина и, в конечном счете, Киева. И очень ждали, что он объявит о предоставлении Украине крылатых ракет «Томагавк».
— Такой вариант остается возможным?
— Для того чтобы Украина реально применяла «Томагавки», нужна очень серьезная подготовительная работа. Но американцы не обучают этому украинцев и, судя по всему, обучать не намереваются. Управлять «Томагавками» могут только американские операторы. По этой причине передача «Томагавков», по существу, означала бы вступление Соединенных Штатов в войну.
Мне всегда казалось нелогичным для Трампа, с его программой урегулирования кризиса, вместо движения к урегулированию создать новую фазу эскалации, которая может привести к непредсказуемым последствиям.
В силу этого заявление о том, что в Вашингтоне обсуждается возможность передачи «Томагавков», мною воспринималось как некая угроза в наш адрес, как инструмент давления. Однако Трамп, переговорив с Владимиром Путиным, довольно быстро от этой очень опасной идеи отказался, заявив, что «Томагавки», мол, Америке и самой нужны.
А в опубликованной недавно новой Стратегии национальной безопасности США четко сказано, что «администрация Трампа находится в противоречии с европейскими чиновниками, которые испытывают нереалистические ожидания от войны». И это тоже показательно.
— Многие комментаторы, если не большинство, называют изменения в американской Стратегии национальной безопасности революционными (со знаком как плюс, так и минус — в зависимости от принадлежности комментатора к тому или иному политическому лагерю). Согласны с такой характеристикой?
— В целом да. С появлением этого документа можно даже говорить о формулировании «доктрины Трампа», которая действительно радикально отличается от доктрин Буша-младшего, Обамы и Байдена. Здесь вот что важно: стратегия написана в духе «политического реализма», направления, к которому в разное время принадлежали гранды американской внешнеполитической мысли — от Джорджа Кеннана до Генри Киссинджера.
Одно время казалось, что эта школа почти исчезла под бешеным напором неоконсерваторов и либеральных интервенционистов. Однако, как выясняется, это направление не умерло. И при Трампе его представители вновь оказались у рычагов влияния.
Важная часть новой доктрины, как я уже сказал, — официальная констатация разногласий администрации Трампа с руководством Евросоюза по поводу ожиданий от войны на Украине. Сама же Россия, в отличие от времен Байдена, не названа ни угрозой, ни противником, ни «ревизионистским государством». Вместо этого целью ставится «восстановление стратегической стабильности с Россией».
Можно отметить и новый подход к НАТО: из текста стратегии следует, что администрация Трампа не воспринимает НАТО как «постоянно расширяющийся альянс». Таким образом, если Киеву нужны подтверждения, что при Трампе шансов у Украины вступить в НАТО нет никаких, то вот они — в «доктрине Трампа».
Следует, разумеется, понимать: любая доктрина является списком намерений, приоритетов, целей и инструментов их достижения. При изменении обстановки они могут меняться. И все же представленный администрацией Трампа взгляд на цели, задачи и роль США разительно отличаются от воззрений предыдущих американских администраций, особенно администрации Байдена. Это бесспорно.
Однако главным критерием любой теории является практика, в данном случае — сама внешняя политика США. Посмотрим, во что это выльется на практике.
— Тем не менее разговоры о возможности и даже неизбежности военного столкновения России и НАТО, то есть третьей мировой войны, не только не утихают, но, пожалуй, даже усиливаются.
— Понимаете, ситуация военного конфликта, в котором одну из сторон, я имею в виду Украину, активно поддерживает военная, разведывательная, инфраструктурная, логистическая машина стран НАТО, сама по себе чревата третьей мировой войной. С 2022 года мы находимся в ситуации потенциальной третьей мировой войны и потенциального военного столкновения между Россией и НАТО.
— То есть это не страшилка?
— Это не страшилка. Потенциально, повторяю, возможность перерастания этого конфликта в большую войну, безусловно, существует. Евросоюз прямо говорит, что готовится к ней. НАТО активно проводит военные маневры недалеко от наших границ.
Кстати, администрация Байдена заявляла, что она не хочет приближаться к этой черте, но поскольку она все время наращивала уровень поддержки Украины, то, по сути, вела к этому дело. Если все время повышать уровень эскалации, то конфликт может начаться уже и помимо чьего-либо желания.
В отличие от периода Байдена сейчас между Москвой и Вашингтоном начался серьезный диалог. Его самым ярким моментом стала встреча Владимира Путина и Дональда Трампа в Анкоридже. И, что очень важно, после некоторой паузы переговоры все же продолжились.
Я имею в виду, прежде всего, переговоры Владимира Путина с посланцами Трампа Уиткоффом и Кушнером в Москве. Когда военный конфликт сопровождается таким диалогом, шансы на разрешение кризиса существенно возрастают.
Пока Москва и Вашингтон разговаривают и ищут решение, Европа не может рассчитывать на то, что Трамп перейдет на ее сторону. Но, на мой взгляд, Трамп до сих пор и не собирался вставать на сторону Европы.
— Что дает вам основания так считать?
— А подумайте: зачем Трампу «сливаться в экстазе» со своими врагами? Ведь эти люди, пытающиеся перетянуть его на свою сторону по вопросу о войне, — его идеологические и политические враги. Фон дер Ляйен, Макрон, Мерц, Стармер, Туск, другие европейские лидеры мечтали о поражении Трампа на выборах.
Стармер послал в Соединенные Штаты сотни агитаторов из лейбористской партии агитировать за Камалу Харрис. Они изображали Харрис воплощением добра, а Трампа — исчадием ада. В своих средствах массовой информации европейцы сравнивали его то с Гитлером, то с Герингом, изображали с окровавленным ножом в одной руке и с отрезанной головой статуи Свободы — в другой.
Это люди, которые его политически ненавидят. И он это прекрасно знает. Между ними существует базовое, фундаментальное идеологическое расхождение. Он — правый консерватор. Они — левые либералы.
У них разные представления о том, как должно быть устроено общество. Они на все смотрят по-разному: на проблему полов — Трамп исходит из того, что есть только два пола, а они говорят про 72 гендера; на участие трансгендеров в женском спорте; на отношение к транссексуальным операциям у детей; на институт семьи и однополые браки; на «зеленую повестку» и тому подобное. Трамп — традиционалист, они — прогрессисты. И это глубокие противоречия.
Обратите внимание, какой существенной критике подвергнуты европейские руководители в тексте новой Стратегии национальной безопасности США — и за отсутствие реализма в отношении Украины, и за утрату национальной идентичности, и за миграционную политику. И не только за это.
Особое негодование европейского правящего клана вызывает открытая поддержка администрации Трампа правоконсервативных движений в Европе, которые в Стратегии названы «патриотическими силами». В такой позиции европейский либеральный клан видит прямую угрозу своей власти, поскольку по сути нынешнее руководство США защищает политических противников евролибералов.
На недавнем саммите в Египте, собравшемся по случаю подписания соглашения по Газе, Трамп выделил одного европейского лидера из всех — Виктора Орбана. Он минут пять рассказывал, какой он «фантастический» руководитель, — явно в пику всем остальным евролидерам.
Его последний разговор с Владимиром Путиным, как и «доктрина Трампа», взбесившая европейцев, показывает, что он собирается играть в другую игру. Это вовсе не значит, что это будет наша игра. Нет, он не будет играть в нашу игру. Трамп будет играть в свою игру, но наши интересы в ряде отношений могут совпадать.
Вспомним, что до того, как стать политиком, он был крупным и очень известным бизнесменом. И как крупный бизнесмен он тоже никогда не играл в чужие игры. Он всем стремился навязать свои правила. Но если у него не получалось навязывать свои правила, он пытался договариваться.
Трамп будет проводить свою линию, исходя из того, что реально достижимо. И он, судя по всему, понимает важность ключевых требований России, без выполнения которых урегулирования не добиться.
— Да, идейные разногласия Трампа с остальными западными лидерами — это, конечно, веский аргумент. С точки зрения коллективного Запада Трамп — несистемный политик. Но это ведь палка о двух концах.
Если вспомнить дедушку Байдена, то все-таки, при всех, скажем так, особенностях его поведения, это был системный игрок, для которого существовали определенные красные линии. А для Трампа, есть такое ощущение, никаких запретных линий нет — ни в одну, ни в другую сторону.
— Не думаю. Что касается «системности» Байдена, то он «системно» вел наши страны к военному конфликту, даже если лично не был готов прямо вступать в такой конфликт с Россией. Так что в любом случае подход Трампа, как и его доктрина, — это разрыв с политикой Байдена, осуществлявшего прямую военную и финансовую помощь Украине в режиме нон-стоп. При Байдене, на мой взгляд, мы шли к войне. При Трампе мы отошли от нее.
Появилось также некое политическое содержание в наших отношениях с США, которого не было при Байдене. И это внушает надежду на то, что нам удастся избежать худшего.
Интервью провёл