Эта земля снова наша. Воскресный день на отвоеванных у ВСУ позициях под Авдеевкой
На прошлой неделе отдельная рота «Шторм» заняла украинские позиции в лесополосе, что к северо-востоку от Авдеевки.
«Старик, Wi-Fi мне раздай! Хочу домой позвонить!», — просит «Братан» водителя пока «Нива» скачет по разбитым дорогам прифронта.
На вид офицеру «Шторма» не дашь и двадцати, ибо по-мальчишески худощав, добродушен и звонок. На самом же деле штурмовику 28 и полтора из них он не был дома. Сперва командировка в Сирию, а теперь специальная военная операция (СВО), которая продолжается и продолжается. «Волнуетесь? А зачем волнуетесь? Не надо волноваться!», — воркует он с кем-то по телефону. Быть может с девушкой, фото которой стоит на заставке?
Штурмы из «Шторма»
Час назад он буквально вывалился из подъехавшей «Нивы». Такой же грязный и усталый, как и его автомобиль. К тому же в украинском кителе с веселеньким шевроном. Да-да, противник тоже самовыражается. «Днем тепло было, а ночью резко похолодало. Вот и нашел в их блиндаже», — комментировал он, избавляясь от вражеской куртки.
Умывшись, испив горячего чаю и закусив пасочкой, парень взбодрился. «Ну как? Помчали?», — спросил он, стряхивая крошки с ладоней.
Все дело в том, что несколько дней назад один из «Штормов» с боями занял целую лесополосу под Авдеевкой и любезно пригласил нас посетить теперь уже бывшие украинские позиции.
Почему «Шторм» воюет на суше? Не спрашивайте! Просто в чью-то светлую голову пришла идея – назвать штурмовые подразделения «Штормами». На ум тут сразу приходит воронка из ворон, показанная когда-то в фильме «Ночной Дозор».
Проезжая Верхнеторецкое решаем заехать в разрушенный храм. Пасха ведь! В последний раз я был тут 23-го февраля и, надо сказать, что с тех пор наши войска заметно продвинулись, зажимая в клещи занятую противником Авдеевку.
Внутрь нас, кстати, не пускают. За углом обнаруживаются военнослужащие, которые вежливо, но твердо предлагают удалиться восвояси. Приказ, мол, такой.
— А вы тут были во время штурма?
— Нет. Мы недавно приехали. А ты сам-то откуда?
— Сам не видишь?
— Откуда географически?
— Из Москвы.
— А мы сибиряки.
Хочется заявить, что я вообще из Донецка, чтоб если уж фарс, то на всю катушку, но коллега благоразумно предлагает свернуть конфликт и ехать дальше. Нельзя так нельзя. «Может в храме какие иконы остались и боятся, что кто-нибудь стащит?», — предполагает водитель, запуская движок.
Русская дорога
Притом, что Пасха, как и два предыдущих дня, выдалась ясной и солнечной, дороги до взятых позиций – большой привет украинскому контрнаступлению. Даже «Нива», прекрасно зарекомендовавшая себя на бездорожье, ползет с улиточной скоростью, а время от времени едва-едва не ложится на дверь. Больно уж глубока для нее колея: разгонишься, и чудо советского автопрома вальсирует в этом болоте с грацией дореволюционного утюга.
В одном из кустарников признаем замаскированный танк. Неподалеку – еще один. Первый угрожающе опустил дуло, явно планируя куда-то шарахнуть. Кажется, будто пушка направлена точно на нас. Иллюзия, но холодок пробирает.
— Чего это они там?
— Стоят.
— Как-то неуютно мне, когда танк опускает пушку вот так низко, а мы у него на пути.
— Надо бы помахать, чтоб не стреляли пока не проедем.
— Рев танкового выстрела – крайне неприятная штука. Даже самая крупная артиллерия не попадает.
Дальше – пешком. Бросаем автомобиль и водителя под раскидистым деревом и следуем за «Братаном». «Еще пять-шесть дней назад все это находилось под контролем противника, но ребята все заняли. Сейчас придем и посмотрим их позиции. А еще мы взяли очень много трофеев. Часть из них уже на базе, а часть осталась на позициях», — рассказывает парень, указывая антенной радиостанции на широкую лесополосу. Даже отсюда видно, как здорово проредила ее артиллерия.
«Тиктокеры, привет!», — кричит кто-то, видя, что мы снимаем. Поднимаем глаза. В кустах, что на возвышенности, сидят бойцы и машут нам руками.
Характерная черта этой войны – пока идешь, внимательно глядя под ноги, кажется, что на километры вокруг нет ни единой души, но оборачиваешься и замечаешь, что ребята ведут. То здесь боец прошмыгнет, то вот там. Всюду «глаза» и скрытые позиции, которые порой и с трех метров не разглядишь. Квадрокоптеры и другие модерновые средства ведения разведки, помноженные на дальнобойную артиллерию, вынуждают маскироваться как следует.
Кровь, песок и глина
Вдоль дороги то и дело встречаются стреляные гранатометные «тубусы» и прочий военный мусор. Поле, что прижимает дорогу к лесу, густо-густо усеяно противотанковыми минами. По две-три на паре квадратных метров. Уже подняты – не пропустишь. Сам же лес преимущественно лежит на земле, из которой ныне торчат обуглившиеся палки.
«Сперва отработала артиллерия, потом – боевые машины и танки. А потом в дело пошла пехота и началась зачистка. Шаг за шагом заняли весь этот лес. Кто-то в плен сдавался, кто-то убегал, а кто-то погибал здесь. Других вариантов не было», — бурчит офицер в «балаклаву», ведя нас мимо разрушенных блиндажей.
Профессиональный уровень наших «богов войны» заметно подрос, ибо тут и там видны прямые попадания в блиндажи. Ходить здесь – удовольствие еще то. Почва – песок и глина, в которой ботинок утопает по щиколотку. И все это завалено толстым слоем колючих веток. Воевать, как уже наверняка догадался читатель, еще тяжелее, поскольку вся эта радость хрустит, что твои чипсы, а потому скрытно не подберешься. Потому и наград за эти позиции штурмовики получили немало.
— Здесь начинаются траншеи и тянутся через весь лес. Конца их отсюда не видно. Конкретно здесь находились «глаза» и наблюдали за полем. В случае наступления они разбегались по ячейкам и встречали нас. Но ребятишкам не повезло и теперь это наши позиции.
— Ходили упорные слухи, что под Авдеевкой у них позиции суперкрепкие, залитые бетоном. А здесь обычные траншеи.
— Так не везде. В таком лесу это невозможно было сделать. Нечто подобное можно строить в доступных местах: в открытом поле, на перекрестках дорог. Здесь же все копали руками. Лопатами. Минута за минутой, метр за метром.
Первые трофеи и первые трупы. На пригорке собраны автоматы, противотанковые гранатометы, рюкзаки и прочий нехитрый армейский скарб. В траншее замечаем первое тело, чуть поодаль – второе. Третье распростерлось на возвышенности. Лица прикрыты тканью.
На безымянном пальце левой руки у того, что лежит в траншее, замечаю обручальное кольцо. Кто-то где-то не дождется отца и мужа, но такова война. «Сделаю фото. Украинцы меня тоже читают. Может кто-то узнает их», — говорит коллега, спускаясь в траншею.
Фотографировать трупы – занятие неприятное, но Киев к телам простых ВСУшников относится безо всякого интереса, а родственники ищут своих мужиков и нередко становятся жертвами мошенников. Как бы там ни было, а все мы люди.
«Пока нет возможности их вывезти. Появится – придадим тела земле. Что бы там ни было, а это люди. Они – такие же, как мы. Но пошли против нас — и вот результат», — объясняет «Братан».
Котовий блиндаж
К противнику этот парень относится с уважением. Заведя нас в блиндаж, он подчеркивает, что украинские солдаты – трудяги. Не поленились, мол, вырыть эдакие хоромы лопатами. На фронте, к слову, уважение к противнику – обычное дело. Пренебрежительное шапкозакидательство встречается все больше в соцсетях.
Хлюпая по жиже, состоящей из глины и дождевой воды, попадаем в просторный блиндаж. В свете фонаря замечаем котенка. И еще одного. И еще. Наконец из-за коробок выходит пушистая серая кошка. Офицер тут же плюхается на койку, принимается обнимать и гладить шерстяное воинство. Животных на позициях любят, кормят и берегут, а потому их тут завсегда много.
— А как называется этот лесок?
— Не знаю, не скажу. Для меня эта лесополоса – задача. Нужно было и мы взяли. Теперь все тут мое.
— Маркиза-маркиза-маркиза Карабаса!
— Слушай, ну понятно же, что ребята мои брали. Они у меня молодцы.
В одной из траншей «Братан» замечает РПГ, густо измазанный глиной. Цепляет за ремень пальцами и вешает на плечо. «Теперь это мой трофей», — улыбается он.
«Это ценность по здешним меркам?», — спрашиваю. «Конечно! Целый танк можно сжечь!», — отвечает «Братан». «Почему же никто его до сих пор не подобрал?», — интересуется коллега, понимая, к чему я клоню. «Никому не нужен значит. Кто-то не понимает ценности этого оружия», — как-то по-детски разводит руками офицер. Смеемся.
«Анапа»
Крайняя точка нашего маршрута – снайперский блиндаж. Голубоглазый и жизнерадостный боец «Анапа» утверждает, что здесь обнаружили снайперское снаряжение, но его уже передали куда следует. По прямой до Авдеевки отсюда не больше трех километров.
«Тяжелые бои. И потери были. Больше месяца все это продолжалось. Работала артиллерия, а потом уже мы их выкуривали. Ближний бой. Тяжело, конечно. А что делать? Нужна победа, чтобы ребята не зря погибли», — говорит «Анапа», сидя на корточках и поглаживая котика. Когда речь заходит о штурме, он становится грустным и немногословным.
Пока беседуем, еще один боец выносит из снайперского блиндажа трофеи: пулеметы, рюкзаки, набитые какой-то техникой, гранатометы. Раскладывает все это подле главного противовоздушного средства ВСУ – банок с маринованными огурчиками. На разгрузке у него фигурка ковбоя Вуди из мультфильма «История игрушек». Говорит, что талисман.
Внутреннее убранство блиндажа – еще одна монетка в копилочку версии о том, что снайперы были иностранцами. Стены здесь обшиты светлой доской. Да и в целом он явно комфортабельнее всех предыдущих. Среди имен и дат, которыми исписаны стены, и впрямь есть иностранное – Верф Брюгген. С другой стороны, карго-культ в среде украинской военщины – обычное дело.
Здесь мы прощаемся с ребятами из «Шторма». «Братан» в который раз уже благодарит за то, что приехали. Здесь и сейчас офицер кажется особенно юным. В просторном камуфляже, грязных сапогах и с гранатометом на плече штурмовик больше походит на сына полка. Но счет, как говорится, на табло – эта земля снова наша.